— А еще там есть Морской музей — в нем строят корабль и экспонируют запах. И все бесплатно! Это было последнее напутствие, услышанное из уст подруги. Она осталась на перроне, по которому мы только что бежали, как сумасшедшие, боясь опоздать на поезд. Я помахала ей рукой и, конечно, тут же забыла половину ее инструкций. Моим соседом по купе оказался бывший офицер внутренних войск. Свое отношение к Соловкам он изложил так уверенно, будто зачитал приговор, который обжалованию не подлежит: «Ничего хорошего в них нет. Тюрьма — она и есть тюрьма».

Первые дни на островах выдались солнечными и ветреными. В соборе слушала монашеское пение, в монастыре — экскурсоводов. Каталась на лодочке по озерам и каналам, гуляла с «пешеходным путеводителем» по лесным дорогам и тихо растворялась в тревожащем и удивляющем меня мире. Вспоминала знаменитые слова Нестерова: «Не бойтесь Соловков. Там Христос близко». В такие места хорошо приезжать одной, чтобы ходить и думать. За тем я и ехала. Но об этом, сокровенном, я рассказывать не буду. Я о другом.

МУЗЕЙ ПОЧТИ НЕ ВИДЕН

Ночью на остров лег туман. Выглянув утром в окно, испугалась: там ничего не было. На ощупь добралась от гостиицы до причала, откуда должна была последовать с туристами на ближайший к монастырю Большой Заяцкий остров. Но нам объявили, что катер в такой туман, извините, не пойдет.

Вот тут-то и всплыли в памяти слова подруги о Морском музее.

В экскурсионном бюро Соловецкого музея-заповедника мне сообщили... что такового музея у них нет. Немало озадаченная, я вернулась в гостиницу. Любезная хозяйка успокоила меня: музей существует, но он не государственный, к «заповеднику» и вправду не относится. Находится в двух шагах от гостиницы — на Сельдяном мысу.

Туман сгустился, и монастырский амбар, в котором расположился музей, возник передо мной сразу, без предисловий. Огромное деревянное здание, вросшее в землю мощными каменными столбами-опорами, выплыло, как корабль. Рассмотрев стенд у входа, узнала, что «амбару для гребных судов» больше полутора веков. Несколько лет назад он был в плачевном состоянии, с провалившейся крышей и сгнившими перекрытиями. Теперь о былой разрухе ничто не напоминало: ни высокая тесовая кровля, ни добротно отреставрированные стены, ни крепкие «взвозы», ведущие на верхний ярус. Взвозы — не редкость на Севере. Практичные крестьяне и монахи использовали их вместо грузовых лифтов, загоняя для разгрузки телеги, запряженные лошадями, на вторые этажи своих изб и сараев.

Из тумана вынырнула моложавая бабушка, торгующая «на вынос» пирогами и кулебякой с соловецкой селедкой. Поняв, куда я направляюсь, она подбодрила меня громким шепотом: — Зайдите, зайдите к ним! У них есть большая тайная карта на стене, где обозначены захоронения ядовитых веществ и ядерных отходов на дне!

ПЛОТНИКИ-РОМАНТИКИ

Поднявшись наверх, я оказалась в музее. Сказать, что с первого шага была удивлена, — не сказать ничего. В теплом, немного таинственном свете фонарей передо мной предстало крутобокое тело строящегося деревянного корабля. Откуда-то снизу, из его золотистой утробы, доносился скрежет инструментов, и лилась старинная музыка, зачаровывающая мелодичностью и красотой. С минуту я просто смотрела и слушала. Галерея, на которой я очутилась, шла над кораблем и обходила его вокруг, светясь окошками резных деревянных витрин и мерцая стеклами. Это и была экспозиция, соединенная с действующей верфью.

Большая карта, вырезанная на дереве в форме панно, действительно привлекала внимание. Но она явно не была секретной, показывая «лишь» пути русских арктических экспедиций, точки острогов и крепостей.

Ко мне подошла девушка, и я спросила, где можно купить билет.

— У нас все бесплатно, — ответила она и пригласила меня послушать экскурсию, которая должна была начаться с минуты на минуту. Я согласилась. Потом не вытерпела и поинтересовалась, настоящий ли корабль строится.

— Настоящий! Это реплика .яхты Петра I, построенной в конце XVII в. голландскими мастерами в Архангельске. Называлась она «Святой Петр». Именно на ней царь в первый раз прибыл на Соловки в 1694 году. Когда мы до¬ строим «Петра», он станет экспедиционным судном Това¬рищества северного мореходства — некоммерческой общественной организации, которая и создала этот музей.

— А вы живете на Соловках и тоже участвуете в строительстве корабля?

— Нет, что вы! Я из Москвы, учусь на историческом факультете МГУ. Летом работаю здесь экскурсоводом. А корабль строят плотники из разных городов.

— Они профессиональные корабелы?

— Нет, они плотники-романтики. Среди них есть и бывший военный летчик, и художник, и врач, и музыкант, и аспирант с нашего факультета. Работают сезонно, когда у них отпуска и каникулы. Руководит строительством Александр Лапенко — инженер из Великого Новгорода. Он корабел, и это его первое большое судно.

Рассмотрела модель будущего корабля. Около нее в рамке прочитала цитату из Стейнбека: «Корабль — это воплощение мечты, и мечта эта настолько захватывает человека, что ни одну вещь на свете он не создает с такой чистотой помыслов... От чувств, которые он вкладывает в свой труд, зависит крепость шпангоутов, прочность киля, правильность выбора и крепления обшивки. В построение корабля человек привносит лучшее, что в нем есть, — множество бессознательных воспоминаний о труде своих предков».

ЧЕМ ШЬЮТ СУДНО?

Хотела спросить Таню (так звали мою собеседницу) про «плотников-романтиков», но в дверях показалась экскурсионная группа.

Первая Танина фраза снова заставила меня удивиться:

— Обычно думают, что русский флот появился при Петре I — после знаменитого боярского приговора «Флоту быть!». Это верно лишь для военного флота. Но гражданский флот был у нас задолго до Петра. Скажу больше, — продолжала Таня, — допетровская Россия была незаурядной морской державой, вписавшей свою страницу в историю великих географических открытий. Западноевропейские капитаны бороздили Атлантический океан и потом выходили в Тихий и Индийский океаны. Русские мореходы XVI–XVII веков были единственными, кому покорилась Арктика. Они прошли морем весь Северный морской путь от Белого моря до Чукотки и Камчатки, первыми открыли пролив между Азией и Европой, внесли первостепенный вклад в освоение Сибири. В основе этих необычайных достижений русских мореходов были особые, уходящие корнями в древнюю морскую культуру Северной Европы традиции судостроения и судовождения, а также особый дух этих людей, закаленных Севером и воспитанных православной верой. О допетровском судостроении, о роли соловецкого Спасо-Преображенского монастыря в развитии русского мореходства и рассказывает экспозиция нашего музея.

Танина экскурсия была в хорошем смысле познавательной лекцией. Я узнала, как поморы «шили» свои суда «вицей» — древесным корнем: он заменял гвозди. Услышала о том, как мореплаватели ориентировались в море, как вели себя в опасных ситуациях. Соловецкий монастырь, как выяснилось, на протяжении многих столетий был крупнейшим флотовладельцем на Севере и первым на Белом море построил пароходы. Его основатели — святые Зосима и Савватий — почитались поморами как небесные покровители «ходящих по водам» и часто являлись призывающим их с верою. Таня рассказала о монастырских морских промыслах, о соловецких судах и судьбах монастырских капитанов.

Заинтересованные гости перешли к витрине, над которой висел моржовый клык. Последовал вопрос:

— Скажите, а моржи сейчас водятся в Белом море? — Нет...

И тут вступила в диалог девочка лет четырех:

— А что стало с моржом?

Не желая травмировать ребенка повествованием о печальной судьбе животных, ее мама вместо экскурсовода ответила четко и кратко:

— Морж шел-шел, упал и выбил зуб.

Закончилась экскурсия у большой деревянной лодки, которая стоит около амбара. Эту лодку, именуемую «шнякой» и напоминающую суда викингов, построил несколько лет назад москвич Михаил Наймарк. Он восстановил утраченные секреты «шитья вицей» и сам испытал свое произведение в неспокойных и опасных водах Белого моря, пройдя на нем не одну сотню морских миль.

СОЕДИНЯЯ ТРУД С МОЛИТВОЙ

Я узнала много нового, но еще больше поразила меня сама атмосфера музея. В нем было радостно и как-то совсем не стыдно за свою страну.

Когда экскурсия закончилась, я спросила Таню про «экспонирование запаха».

— Конечно! Это у нас на выставке «Забытый остров», посвященной 100-летию Николаевского скита на Кондострове.

Этот остров передали монастырю незадолго до революции. За несколько лет на дикой, поросшей лесом скале монахи с трудниками (работниками по обету) создали скит, развили разные производства, в том числе и смолокурение. Пойдемте на выставку, и вы почувствуете, как пахнет сосновая смола. Между прочим, получена она традиционным способом в смолокуренной яме тем самым Михаилом Наймарком. На Кондострове и арбузы росли, и приют был для мореходов, застигнутых штормом, и свой скотный двор, и конюшня, и каменоломня. Помните, на 500-рублевой купюре памятник Петру I в Архангельске изображен? Так вот, стоит он на постаменте из кондостровского гранита. А ведь Кондостров — почти в ста километрах от Соловков. Соловецкие монахи, соединяя труд с молитвой, умели творить чудеса!

Маленьким чудом мне показался и сам Соловецкий морской музей. Я спросила Таню, кто его придумал. Она ответила, что придумал его питерский историк Сергей Морозов, долгие годы проживший на Соловках и здесь же в 2001 году похороненный. А реализовал его идею со своими друзьями, членами Товарищества Северного мореходства, Дмитрий Лебедев — предприниматель из Москвы. Авторами экспозиции были кандидаты исторических наук Павел Филин из Института культурного и природного наследия им. Д.С.Лихачева и Алексей Лаушкин из МГУ. В ее создании участвовали многие люди — историки, этнографы, художники, инженеры. Причем почти все работали бесплатно — за идею.

Каждый строит свой «корабль» — воплощает свою мечту. Много раз слышав про церковно-музейные противоречия, я не удержалась и спросила Таню про отношение монастыря к Морскому музею.

— Ну, тут вот как раз проблем у нас нет! С самого начала работа над музеем получила благословение соловецкого священноначалия. Монахи — нередкие гости в нашем музее. Иногда мы приглашаем их, чтобы вместе помолиться — перед началом трудового сезона, перед экспедицией. Иногда они приходят сами — посмотреть на строительство корабля, на новые выставки. Часто заглядывают к нам и паломники. Вообще, все, кто работает в музее, уверены, что на Соловках можно что-то делать, лишь осознавая тот факт, что это монашеский остров, остров молитвы.

ТУМАН РАССЕЯЛСЯ

Туман рассеялся. Впервые за время моего пребывания на острове море выглядело кротким, ласковым и словно бы извинялось за безобразие, устроенное накануне. Возвращение напоминало скатывание с горки: чуть подбрасывало на ухабах. Монастырская пристань с возвышающимися над ней главами соборов и флюгерами башен — серебрящееся, играющее светом море — прижатая облаками к земле Кемь — зеленый поезд, пропахший воробьиной стаей...

Достигнув родного вокзала, я не торопилась покидать купе и боялась расплескать светлое чувство, наполнявшее меня пространством и временем. Когда с двумя сумками я, наконец, выпала из вагона, подруга радостно закричала «Ура-а-а!» и после обмена приветствиями серьезно спросила, заглянув в мои распахнутые глаза, пытаясь увидеть то, что видела я:

— Ну, и как?

— Мне многого не хватало в жизни. Теперь будет не хватать Соловков.

_{ДАРЬЯ ДУПЛОВА (Москва)}